Инна Шейхатович
Я иду в гости в Яффо. Иду к художнице. Утро в Яффо – всегда подарок. Яффо – это вообще подарок. В любую погоду, в любое время суток. Здесь высока концентрация аромата истории, живых волн танцевального океана, идущих из уникального, живого, неповторимого Центра Сюзан Далаль ( по крайней мере, так было многие прекрасные годы до вируса).
Здесь пастораль и великолепие любопытства. Великодушно- аристократичные собаки мягко влекут своих хозяев в уютные дали, полуоткрыты окна милых домиков. В трепетной тишине тихих залов текут тома священных книг. Звякают ложечки, золотые лучи купаются в лужицах цветных витражей, благоухает кофе в барах и ресторанчиках. Я спрашиваю, как найти улицу Коль Исраэль хаверим (на русский это название переводится так: «Весь Израиль друзья»). Мне отвечают с улыбкой, заглядывают в телефонные аппликации, зазывают поесть мороженого. Дом, который я ищу, стоит под цветной шапкой кустов ярких, нарядных. Замысловатая дверца – как иллюстрация к детской книжке. Дверь открывается – Верочка, куратор, подруга¸ человек, чьей любовью и верой многое двигается, приглашает войти. Шули Борнштейн-Вольф, дама с белоснежными волосами, в белоснежной блузке, с внимательным взглядом и негромким голосом, стоит посреди изумительно организованного пространства. Здесь все словно сообщает: мир – это искусство. Искусство – это способ жить и дышать. Способ понять себя. После рационально- жесткого течения этих дней, в которых слово «корона» звучит чаще всех прочих, после злых, ни к чему не ведущих дебатов (в которых принято слушать только себя, и – упаси Господи! –других), я оказываюсь в стране красок и хрустальных бликов. Истории глядят, звучат со стен и россыпью живут в шкафах и на полках стеллажей. Здесь так роскошно и уютно живут картины, художественные композиции-кроссворды, сосуды, скользящие по глади стекла, как фигуристы по льду, мерцающие панно с сюжетами –шифрами. О технике Шули, этой женщины-экспериментатора, волшебницы, никогда не повторяющей собственные тропы-находки, можно сказать так: чувство- мысль — озарение. Мы стоим у огромной картины¸ краски на которой цветут, идут высоким рельефом, переливаются, заключая в свою орбиту некий почти невидимый сюжет.
Его и нет – и он есть. Угадывается. Шули ловит направление моего взгляда, говорит: «Это из недавних». Я долго вглядываюсь, пытаясь понять суть эффекта. Художница объясняет: «Бывает так: пишу я маслом, работаю над картиной – а потом, если результат не нравится, разрезаю полотно на кусочки — и из них монтирую нечто новое. То, что будто было спрятано в картине-первоисточнике. Он там было – и надо было это просто увидеть, освободить, соединить в новую форму». Дерево, странно цветущее маленькими детскими игрушками-сюрпризиками – «Kinder». Птицы, рвущиеся из клеток. Эвкалипты, кипарисы, тель-авивские здания в стиле «баухаус», прозрачные — хрустальные сталактиты, напоминающие и готические здания, и католические соборы, и мечети…Разные периоды жизни -различные темы и техники. Будто совершенно разные люди создавали такие разные работы. «Я не делаю ничего с нуля – я даю знакомым, привычным вещам новую жизнь». Бутылочки из-под духов. Скрученные белые пластиковые простыни (какие накидывают в парикмахерских). Картонные «сердечки» от рулонов туалетной бумаги. Новое из старого, отжившего. Открытия на знакомом пути. И – море фантазии.
…Шули родилась в Бразилии. В городе Сан-Пауло. Она рассказывает- и припоминает чудесные книги Монтейру Лобату и Жоржи Амаду. Книги детства, любовь на всю жизнь. В семье было четверо детей. Родители несли на своей судьбе отпечаток того потрясения, той беды, которую европейское еврейство скорбно называет Катастрофой. Мама всегда любила искусство. Мечтала о художественной профессии. Хотела увидеть воплощение мечты в дочери. Когда Шули было 18, она одна приехала в Израиль. Через решетчатые ставни тель-авивского дома взглянула на мир – небо, улицу, людей. Иногда именно мелочи формируют наши пристрастия и антипатии. Ставни для Шули были фактором раздражающим. Она прививалась к израильской почве непросто, через боль и печаль. Может, отсюда ее серия «Эвкалипты». Они ведь родом из Австралии, эти яркие деревья¸ которые имеют способность возрождаться после пожаров. Они умеют выжить, выстоять в огне.
Шули вышла замуж, родила четырех дочерей. Недолго жила с мужем- нейрохирургом в Канаде. Теперь, когда дети выросли, ее мастерская – самое главное жизненное пространство. Судьба для Шули – способ реализовать замыслы.
Серия «Цветы» — отклик на смерть отца. Цветы воплощают символ жизни, которая непобедима, которая сильна, несмотря на хрупкость и эфемерность.
В 1995 году Шули открыла для себя новый мир. В ее жизнь вошла медитация. Она нашла равновесие и вдохновенный покой в этой новой духовности. Потом рисовала мандалы – и учила их рисовать других. Вы знаете, кстати, что такое мандала? Определений множество: карта космоса, модель Вселенной, символ человеческой сущности…Карл Густав Юнг определял мандалу как архетипический символ человеческого совершенства… Ныне она используется в психотерапии в качестве средства достижения полноты понимания собственного «я»…
Эго отдельного человека добивается гармонии с небесной искрой. Не это ли наше назначение?..
Шули стоит у прислоненного к стене холста. На фото тотального, грозного, жаркого желтого – силуэт города. Истонченная графическая линия. Словно его обожгли в печи. «Это наш Тель-Авив. Это Израиль». » Она работает. Ищет свою тональность. Свои тропы в прекрасном лесу, где соединились зелень, золото, густая алая нота, многоцветие, сияние стекла — и море сюрпризов.
Приходите, посмотрите. Удивитесь. Яффо, улица Весь Израиль друзья. Дом номер 4. И еще сайт: www.sulybw.com
Я иду в яркий день с солнцем, лазурью неба, искусными разливами кустов, словно вырезанных из разноцветного пластика. «Увидел – и запало в душу, и через кисть проявилось на холст. Это живопись. И то же самое – любовь». Так сказал Дали. Гордость, фантазия, любовь – это Шули Борнштейн-Вольф. Теперь и вы знаете это имя.
